«Кремль», чесотка, избиения и бесконечное мытье полов
Петербургский антифашист Юлий Бояршинов, от которого ФСБ требовала признательных показаний по «пензенскому делу», провел пять месяцев в «пресс-хатах» СИЗО «Горелово» в Ленинградской области и рассказывает о царящей там атмосфере изоляции, насилия и безысходности.
Подследственные, содержащиеся в ФКУ СИЗО-6 «Горелово» подвергаются систематическому физическому насилию и унижениям со стороны заключенных, выполняющих указания администрации СИЗО. Сами они называют себя «старшие», другие арестанты называют их «красные», «активисты».
Кроме того, ими же у подследственных вымогаются деньги за отдельное спальное место, места рядом с телевизором, возможность спать днем и другие «привилегии». Например, мне в камере 3/14 приходилось спать на сдвоенной кровати с еще четырьмя заключенными. А в камере 1/2, где я содержался с 01.03.18 по 20.07.18, в разное время приходилось спать на полу либо с двумя, тремя, четырьмя людьми на верхней сдвоенной кровати.
Надо заметить, что отсутствие личного спального места более чем у половины содержащихся в камере подследственных связано не только с перенаселением в камере. В камере 1/2, в которой оборудовано 116 спальных мест, обычно содержалось 120-140 человек, иногда количество поднималось до 150. Но, независимо от перенаселенности камеры, всегда оставались незанятые спальные места в «кремле».
«Кремль» — это большое, огороженное шторой пространство, где живут «активисты». В камере 1/2 в «кремле» 12 спальных мест занимали 3-4 человека, в то же время в другом конце камеры обычные арестанты были вынуждены спать по пять человек на сдвоенной кровати.
Новоприбывшего в камеру с порога встречают дневальные, обычно спортивные молодые люди, [они] кричат, чтобы новенький бежал с вещами в другой конец камеры, там говорят, чтобы стоял и ждал, когда его вызовут. Выполняющий функции писаря арестант переписывает данные нового арестованного: его ФИО, год рождения, суд, статью, какой срок, если есть. В камере 1/2, как и во многих других, совместно содержатся осужденные и подследственные, «первоходы» и «второходы», статьи различной тяжести. Когда я содержался в 1/2, в камере были подследственные со статьями 105, 111, 126, 127, 131, 132, 134, 135, 158, 159, 161, 162, 163, 205, 222, 228, 264, 210 и другими.
В чем обвиняют Бояршинова
27-летнего Юлия Бояршинова задержали в Петербурге вечером 21 января. Бояршинов рассказывал, что полицейские избили его из-за того, что он отказался отвечать на их вопросы, сославшись на 51-ю статью Конституции. У задержанного обнаружили 400 грамм дымного пороха.
22 января дома у Бояршинова прошел обыск, а 23 января Приморский районный суд арестовал его на 30 суток по обвинению в незаконном хранении взрывчатых веществ (часть 1 статьи 222.1 УК). В СИЗО, к арестованному пришли двое оперативников ФСБ, которые представились как Костя и Дима. Они стали называть имена фигурантов «пензенского дела» и пообещали, что если молодой человек не будет с ними беседовать, ему «будет хуже». После того, как он отказался от разговоров, его перевели в СИЗО №6 в поселке Горелово. 11 апреля Бояршинову предъявили обвинения в участии в террористическом сообществе (часть 2 статьи 205.4 УК).
В июле Бояршинова этапировали на следственные действия в Пензу. Позже его привезли обратно — но не в Горелово, а в СИЗО №3 в Петербурге.
Последние несколько лет Юлий Бояршинов работал промышленным альпинистом. С 2010 по 2015 год он был одним из организаторов «Бесплатной ярмарки» в Петербурге — мероприятия, участники которого могут избавиться от лишних вещей и выбрать взамен что-то нужное совершенно бесплатно.
Новоприбывшего заставляют ждать стоя от 20 минут до полутора часов, ни с кем не разговаривая. Потом вызывают на «кухню» — это небольшая комната в дальнем конце камеры, куда обычно никого не пускают — там «активисты» едят, там же специальный человек на конфорке готовит им еду в течение дня. Сырые мясо и яйца им приносят в баке из-под баланды.
На кухне с новеньким общаются два-три активиста, говорят, что нужно платить за отдельную койку 5-10 тысяч рублей в месяц, иногда берут дополнительный разовый платеж «за заезд» — несколько десятков тысяч рублей. Если человек отказывается, то кричат, бьют в живот, либо открытой ладонью в затылок. Угрожают бить палкой по ягодицам, по пяткам но так делают реже, чтобы не оставлять следов.
Также заставляют мыть пол, иногда без остановки, по четыре-пять раз за час с обеда до ужина, и с ужина до отбоя. Угрожают, что раз арестант моет пол, это скажется на его социальном статусе, и из-за этого его будут постоянно заставлять делать то же самое в исправительной колонии. Другими словами, уборку превращают в унизительное наказание.
Обвиняемых по статьям 131—135 УК (статьи, связанные с сексуальным насилием — МЗ) заставляли мыть туалеты, стирать вещи для «старших» либо платить на порядок большие суммы. Также в качестве альтернативы ежемесячных взносов предлагают стать «помощником», то есть обслуживать кого-то из «активистов», стирать вещи, приносить в «кремль» еду на подносе, вешать штору, которая отделяет «кремль» от остальной камеры и снимать ее, когда есть вероятность, что в камеру могут зайти сотрудники СИЗО, хотя при корпусных и режимщиках ее не снимали.
Когда кто-то из «активистов» идет в туалет, помощники заранее, минут за десять, выгоняют всех оттуда. То же самое происходит, если кто-то из «активистов» идет в душ. Горячей воды на первом и третьем корпусе нет. Для «активистов» вода грелась в большой бочке кипятильником, за которым весь день следил специальный человек. Горячей водой могли мыться только «активисты».
Простым арестантам разрешали пользоваться только одним унитазом из трех, которые были в туалете, другие для «старших». Из-за этого, и из-за того, что туалет часто закрывался, там всегда была очередь из 4-5 людей.
В камере 1/2 есть два «писаря». Это арестанты, которые читают входящие и исходящие письма других арестантов, контролируют, чтобы никто не жаловался близким, не описывал нарушения. Они могут целиком не пропустить письмо, либо сказать вычеркнуть отдельные предложения. Самому опускать письма в ящик для писем запрещалось. Также писари расписывались за получение письма в журнале, иногда за продуктовые передачи и магазин других подследственных. Они же передавали заявления сотрудникам СИЗО. Почти все взаимодействие с сотрудниками СИЗО, в том числе на утренней проверке, происходило через писарей и через старших, обращаться напрямую запрещалось, что создавало изоляцию и ощущение обреченности.
Самого меня били несколько раз: в день, когда заехал в 3/14, и в первый день в камере 1/2, потом на второй день так же, и еще несколько раз эпизодически, когда вызывали «на разговор» на кухню. Такие «разговоры» происходили, как правило, после того, как моя адвокат передавала заявление на перевод в другую камеру, жалобы на условия содержания и т.п.
С первых дней мне сказали, что со мной «вопрос деньгами не решить» и что был конкретный запрос на меня от оперативника Прозаревского Ивана Александровича о том, чтобы создать для меня особо тяжкие условия содержания.
Первые несколько месяцев меня заставляли мыть полы без остановки, потом чуть реже. За все пребывание в СИЗО-6 меня почти не выпускали гулять, только пару раз в месяц.
После заявления о переводе меня в камеру для некурящих, меня вызвали на кухню, там были «активисты» Роман и Константин Макаров («Макар»). Они сказали, что в другую камеру меня перевести не дадут, и что теперь я должен сделать фотографию с сигаретой в руке на мобильный телефон одного из них. Я этого делать не хотел, Роман меня уговаривал, а после угрожал физическим насилием. Иногда на кухню ненадолго заходил «старший» Денис Рымов. Он кричал на меня, угрожал, наносил несколько ударов по лицу открытой рукой и потом уходил. Такой «разговор» продолжался около полутора часов, потом Денис опять зашел и сказал, что если я не сделаю [фото] с сигаретой, меня он изнасилует, снимет на видео и отошлет в исправительные колонии, при этом Костя стоял справа и держал меня, а Денис положил руку на пах и сказал: «Готов?» — после чего я согласился сделать фотографию.
В камере 1/2 меня не менее трех раз заставляли писать объяснительные о том, что в камере я не подвергался давлению. Первую я писал под диктовку Константина Макарова, по поручению оперативника Прозаревского. Вторую я писал в кабинете Прозаревского после того, как в СИЗО поступило коллективное обращение граждан по поводу условий содержания в СИЗО-6. Обращение Прозаревский не показывал, дал список из примерно 180 ФИО и сказал, чтобы я переписал их все в объяснительную, и написал, что я их не знаю и на меня не оказывается давление в камере, где я нахожусь.
Все это было совсем не правдой. С нами в кабинете сидел один из «старших» Дмитрий Смирнов. Прозаревский и Смирнов угрожали, что если я не напишу такую объяснительную, они создадут невыносимые условия не только для меня, но и для сокамерников, например, отберут все шнурки, телефоны и т. п., и спровоцируют насилие в мою сторону с их стороны. Третий раз я писал такую объяснительную, когда Прозаревский зашел в камеру, сел в «кремле» и вызвал меня. При этом людей с соседних рядов, откуда видно «кремль», заставили уйти в другой конец камеры, чтобы они нас не видели. Кроме меня потом вызывали еще нескольких арестантов для написания объяснительных.
«Активисты» выполняют в СИЗО-6 указания оперативников СИЗО, а они, в свою очередь, могут выполнять указания оперативников, которые ведут дело. По их указанию подследственным в СИЗО устраивают так называемую «прожарку»: бьют, угрожают, заставляют бесконечно мыть пол, в целом создают невыносимые условия. Прямо заявляют, что чтобы прекратить это, необходимо давать нужные показания по своему делу, «решать вопрос со своими операми», так было и со мной.
В один из вечеров, в 20-21 [час вечера], меня вызвал оперативник Евгений Владимирович и спросил, буду ли я общаться с оперативниками, которые завтра приедут в СИЗО. Я ответил, что буду в присутствии адвоката, после чего меня [вернули] в камеру и вызвали кого-то из «старших» на пару минут. Когда тот вернулся, то начал на меня кричать и заставил приседать 1000 раз. Такое наказание в камере использовалось довольно часто, но обычно до 500 раз. После такого количества приседаний неделю ноги еле двигаются, сложно ходить.
Что такое «пензенское дело»
Уголовное дело о «террористическом сообществе «Сеть»» было возбуждено ФСБ в октябре 2017 года. Тогда в течение месяца в Пензе задержали Егора Зорина, Илью Шакурского, Василия Куксова, Дмитрия Пчелинцева, Андрея Чернова и Армана Сагынбаева (последнего силовики нашли в Петербурге и этапировали в Пензу). Двое пензенцев — Максим Иванкин и Михаил Кульков — скрылись и были объявлены в розыск; 6 июля стало известно, что их задержали в Москве, отвезли в Пензу и арестовали. В январе в Петербурге по тому же делу были задержаны Виктор Филинков и Игорь Шишкин. 11 апреля обвинения предъявили еще одному петербуржцу — Юлию Бояршинову.
Большинство фигурантов дела — антифашисты и анархисты; многих задержанных объединяет и увлечение страйкболом. В ФСБ утверждают, что все они состояли в подпольной организации «Сеть» и намеревались во время президентских выборов и чемпионата мира по футболу с помощью взрывов «раскачать народные массы для дальнейшей дестабилизации политической обстановки в стране» и поднять вооруженный мятеж. Ячейки «Сети» якобы действовали в Москве, Петербурге, Пензе и Белоруссии.
Родные пензенских фигурантов дела говорили, что при задержании им подбросили оружие, а затем пытали. О пытках подробно рассказали Виктор Филинков, Дмитрий Пчелинцев и Илья Шакурский, а сентябре молчавший до того Арман Сагынбаев сказал, что дал признательные показания под пытками. О допросе с применением электрошокера говорил и Илья Капустин, которого отпустили в статусе свидетеля — опасаясь за свою безопасность, он, как и жена Филинкова Александра, уехал в Финляндию, где попросил политического убежища.
Пчелинцев и Шакурский утверждали, что сотрудники ФСБ пытали их током в подвале пензенского СИЗО. Шишкин о пытках не заявлял, однако врачи диагностировали у него перелом нижней стенки глазницы, многочисленные гематомы и ссадины, а посетившие Шишкина в СИЗО члены ОНК зафиксировали на его теле многочисленные следы, похожие на ожоги от электрических проводов.
СК уже отказался возбуждать уголовные дела о пытках Филинкова и Капустина — следователь решил, что Филинкова сотрудники ФСБ законно били электрошокером, а следы на теле Капустина остались не от шокера, от укусов клопов.
Часть 2 статьи 205.4 УК (участие в террористическом сообществе), по которой возбуждено и расследуется «пензенское дело», предусматривает от пяти до 10 лет лишения свободы.
Бытовые условия в СИЗО-6 «Горелово» по-настоящему кошмарные: мало места, около двух квадратных метров на человека, переполненность камеры, необходимость спать по несколько человек на кровати, отсутствие горячей воды, постоянные очереди в туалет и к раковине, на 130-140 человек стол на 12 посадочных мест, некоторые окна выбиты (выбивают летом из-за духоты), зимой из них дует холодный ветер на тех, кто спит на втором ярусе. Зимой часто спали в верхней одежде и куртках.
Но тяжелее всего было переносить атмосферу изоляции, насилия вокруг и ощущения безысходности. Часто рядом «старшие», либо «дневальные» кричали на кого-то, угрожали, били. Обычным делом было слышать крики и мольбу остановиться из «кухни», где кого-то били по пяткам либо по ягодицам. Непросто избавиться от страха оказаться на их месте.
Было очевидно, что это не просто инициатива отдельных «активистов», а порядок, организованный оперативниками СИЗО-6. И только большему насилию подвергнутся арестанты, которые попытаются писать жалобы либо заявления на перевод в другую камеру.
В Горелово довольно часто проходят различные проверки, комиссии. При мне в период с 01.03.18 по 20.07.18 раза два в месяц СИЗО посещала прокурорская проверка, либо уполномоченный по правам человека (УППЧ), либо ОНК. Все они, как правило, находят не так много нарушений, так как о них заранее объявляется, и создается вид, что нарушений нет.
Например, перед обходом ОНК, когда они планировали зафиксировать переполненность камеры, половину заключенных камеры (около 70 человек) вывели «на прогулку». В другой раз писарь просто соврал, сказав, что в камере 110 человек, хотя было сильно больше. Перед проверкой, которая должна была проверить соблюдение раздельного содержания различных категорий арестантов, на утренней проверке «активисты» объявили, что если кто-либо будет интересоваться, то в камере содержатся ранее не судимые с тяжелыми статьями, и каждый арестант должен выбрать себе соответствующую статью. А в течение дня дневальные проверяли это.
Кроме того, если кого-либо из арестантов вызывали на беседу ОНК или УППЧ, «активисты» предварительно проводили беседу, объясняя, что можно только говорить, что «в камере все хорошо», жаловаться бесполезно и угрожали на этот случай. Во время бесед с ОНК в отдельном кабинете рядом всегда находился начальник оперчасти либо замначальника СИЗО [Сергей] Красильников, которые сообщали «старшим», если арестант сообщал что-то плохое о камере.
За жалобы подследственных могли переселить с оплаченной отдельной шконки в «пятерник», лишить доступа к телефону, бить, заставлять бесконечно мыть полы.
Кроме того, в камере 1/2 существовал «налог» на передачи. «Активисты» забирали две пачки сигарет с каждого блока и пакет сладкого (печенье, конфеты).
В камере 1/2 я заразился чесоточным клещом. Чесотку мне диагностировали в СИЗО-1 Пензы, куда меня этапировали из СИЗО-6 «Горелово». Лечение чесотки требует изоляции больного, дезинфекции вещей, матраса, спального белья, самой камеры. Всего этого в Горелово не делают, в плотно заполненной камере люди заражают друг друга ежедневно. Когда я покинул камеру 1/2 в июле, примерно каждый второй в камере испытывал сильный зуд и часто чесался, лечение чесотки не производилось.
СИЗО-6 «Горелово» — это изолятор, переводом в который могут запугивать сотрудники, ведущие следствие по уголовному делу. По заказу таких сотрудников на подследственных оказывается давление с целью склонить к даче необходимых следствию показаний.
