«Трогал мне на шее пульс и контролировал мое состояние». Арестованные в Пензе антифашисты рассказали о пытках током в подвале СИЗО

В октябре 2017 года в Пензе сотрудники ФСБ задержали четырех антифашистов — Егора Зорина, Илью Шакурского, Василия Куксова и Дмитрия Пчелинцева. В начале ноября в Пензе также задержали Андрея Чернова, а в Петербурге — Армана Сагынбаева. Всех их обвинили в участии в «террористическом сообществе» (часть 2 статьи 205.4 УК) — по версии ФСБ, молодые люди создали организацию «Сеть» и намеревались с помощью взрывов во время президентских выборов и чемпионата мира по футболу «раскачать народные массы для дальнейшей дестабилизации политической обстановки в стране» и поднять вооруженный мятеж.

Ячейки «Сети» якобы действовали в Москве, Петербурге, Пензе и Белоруссии. 23 января 2018 года в Петербурге был задержан антифашист Виктор Филинков, через два дня — Игорь Шишкин. Обоих больше суток не могли найти друзья и родные, оба были арестованы судом как участники «террористического сообщества».

Родные задержанных в Пензе активистов рассказывали о подброшенном оружии и о пытках — задержанных били током и подвешивали вниз головой. По словам друзей и родственников, все задержанные увлекались игрой в страйкбол. «Все, что они делали, – это учились оказывать медицинскую помощь в полевых условиях, выживать в лесу, это незаконно?» – говорила жена арестованного Ангелина Пчелинцева «ОВД-Инфо».

Первоначально признательные показания дали все арестованные, кроме Куксова, который воспользовался статьей 51 Конституции. Виктор Филинков после задержания рассказал, что силовики пытали его электрошокером и заставили заучивать формулировки признательных показаний, чтобы затем повторить их следователю. О пытках говорил и Илья Капустин, которого допросили по делу в качестве свидетеля — сотрудники ФСБ били его электрошокером, угрожали переломать ноги и бросить в лесу.

Игорь Шишкин о пытках не заявлял. В материалах дела есть объяснение, которое Шишкин после задержания написал на имя начальника УФСБ по Петербургу Александра Родионова. В документе указывается, что все повреждения он получил во время занятий спортом. Врачи диагностировали у антифашиста перелом нижней стенки глазницы, многочисленные гематомы и ссадины. Посетившие его в СИЗО члены ОНК зафиксировали на теле Шишкина многочисленные следы, похожие на ожоги от электрических проводов. Недавно он направил ходатайство о сотрудничестве со следствием и досудебном соглашении.

«Он сказал: «Я не выдержал, я сломался»»

Адвокат Анатолий Вахтеров, представляющий интересы Ильи Шакурского и посетивший его в СИЗО 7 февраля:

«Из слов моего подзащитного следует, что он совместно с группой лиц в составе шести человек был задержан по подозрению в совершении преступлении по статье 205.4 УК Российской Федерации. Звучит она буквально — организация террористического сообщества. Во время общения со своим подзащитным я ни на йоту не сомневался в том, что он к данным действиям непричастен.

Я ему сказал: «Я знаю, что [ты подписал] признание, как это могло быть?». Он мне на бумажке написал: «Меня били». Потом уже более подробно рассказал, что его там пытали — это было в СИЗО.

Он сказал, что их собираются связать с делом Мальцева. Эта его фраза была. Я еще удивился, с какого перепуга. На мой взгляд, это дело было сфабриковано по формальным основаниям. Взяли одного товарища по фамилии Зорин, он оказался из всех слабохарактерным, дал показания на всех своих товарищей. Причем показания абсолютно надуманные, которые дали основание для задержания по подозрению в совершении преступлений по данной статье.

После этого началось самое интересное. Со слов моего подзащитного, к ним всем применялись пытки — они были в подвале этого следственного изолятора. Пытки применялись изощренные, посредством захода в камеру сотрудников в масках, в камуфляжной форме. Спускали в подвальное помещение, заставляли раздеться, к кончикам пальцев рук прикладывали электроды и крутили так называемую динамо-машину. Он просто сказал: «Я не выдержал, я сломался».

Были применены пытки и в отношении Пчелинцева, со слов моего подзащитного, они же в изоляторе общаются. Сагынбаева тоже пытали. Это дикость, понимаете? Будто сейчас 1937-й год.

Ни о какой террористической деятельности разговора вообще быть не может. И я полагаю, что в ходе судебного следствия и предварительного мы постараемся это доказать. Ребята просто играли в ролевые игры, они занимались страйкболом, бегали в лесу. Да, ребята дали друг другу клички — это им было просто удобно так обращаться. Все это ни что иное, как детские забавы. Да, были клички, да, были распределены роли. А почему нет? Мы играли в детстве войну — мы санитаров, саперов и снайперов тоже изображали. Каждый отвечал за свою роль. Это ролевые игры, но не больше.

У них была своя группа, своя музыка. Они участвовали в антифашистском движении, [занимались вопросами] экологической безопасности. Им пытаются вменить то, что они проповедовали анархизм, но дело в том, что мой подзащитный и другие товарищи — они все являются антифашистами. Человек, выступающий против нацизма, не может проповедовать идеи нацизма, шовинизма, пропаганды какой-либо, свержения общественного строя.

[Илья Шакурский] — это абсолютно адекватный, нормальный парень. Я скажу, на таких, как он, держится российская земля. Это нормальный, настоящий, хороший российский парень, воспитанный в лучших традициях нашего общества. Он не преступник, это однозначно. Но когда он говорит, гримаса боли и обиды появляется на его лице. Бывает. Но он держится и надеется на качественную защиту. Его мать сразу была уволена с работы, после того как пошли первые публикации — о Пчелинцеве и так далее.

Для того, чтобы участвовать в какой-то группе, тем более, как ему вменяют, это террористическая группа с жесткой конспирацией, должны быть исключительно дружеские отношения, основанные на взаимном уважении, порядочности и знании того, чтобы тебя твой товарищ не сдаст соответствующим структурам. А они с Пчелинцевым находились в контрах из-за девушки, они просто дрались между собой, один другому еще и в лицо плюнул. О какой связке может идти речь при таких конфликтах?

Для того, чтобы устояли основания необоснованного, на мой взгляд, задержания, уголовного дела и ареста, они вменили ему еще одну статью — 222-ю — хранение оружия и взрывчатых веществ. Ему были подброшены в автомобиль под заднее сиденье две гранаты и пистолет. Если они такие конспираторы, то никто не может быть таким профаном, чтобы взять и оставить две гранаты».

Письмо Ильи Шакурского своей подруге:

«Сегодня, ровно три месяца, как я нахожусь в СИЗО. Если бы я находился на свободе, я обязательно посетил бы мероприятие, посвященное памяти двух великих героев — Насти Бабуровой и Стаса Маркелова.

Сейчас мы находимся в ситуации, когда как никогда нам не хватает этих людей. Они боролись против несправедливости и помогали людям, которые попали в очень сложные жизненные ситуации. Я искренне надеюсь, что мы с помощью наших друзей, близких и просто не равнодушных людей выйдем из этой истории, полной непонимания и несправедливости!

Добро победит! 19.01.18

Этот текст должны увидеть все мои знакомые и друзья».

«Рот был полон крови и один из пытавших сунул в него мой носок»

6 февраля адвокат Олег Зайцев посетил Дмитрия Пчелинцева и опросил его. С Зайцева, как и с большинства защитников по делу, следователь взял подписку о неразглашении материалов предварительного следствия. Адвокат замечает, что в такой ситуации он, не раскрывая тайны следствия, тем не менее обязан рассказывать обо всех нарушениях прав своего подзащитного. Из протокола адвокатского опроса Пчелинцева:

«Могу пояснить следующее, что 27 октября 2017 года примерно в 6:00 часов я вышел из дома, чтобы встретить свою бабушку. Возле торца дома, когда я шел к своему автомобилю ко мне неожиданно подошли четыре человека, одетые в гражданскую одежду. От неожиданности я выставил руки вперед. Эти люди стали меня сразу избивать, повалили меня на землю. Лица их были открыты, я могу их опознать. В дальнейшем некоторые из них конвоировали меня для доставки из СИЗО в здание УФСБ. Один на вид был 35-летнего возраста, волосы русые, одет в куртку серого цвета, плотное лицо и телосложение. Они спросили мою фамилию и стали наносить удары по различным частям тела. Укоряли меня за то, что я выставил руки вперед при задержании сотрудниками ФСБ. Они забрали у меня ключи от замка входной двери квартиры, воспользовавшись ими, зашли в квартиру, где спала моя супруга, для проведения обыска.

28 октября 2017 года, когда я был заключен под стражу по решению суда в СИЗО на улице Каракозова, примерно в 16 часов я находился в своей одиночной камере 5.1. Ко мне зашли спецназовец, старший смены и майор УФСИН, они мне сказали выйти из камеры и пройти в рядом расположенную камеру карцера. Так я и сделал. В это помещение сразу зашли 6–7 человек, половина из них были в форменной одежде, камуфляже типа «мультикам», другая половина была в гражданской одежде, но у всех у них на головах были маски-балаклавы. Несмотря на эти головные уборы, скрывающие лица, я могу часть людей этих опознать по голосу, телосложению и одежде. Некоторых я впоследствии узнавал при сопровождении меня и конвоировании. Они стали указывать мне, что мне нужно сделать, я выполнял их команды. Разделся до трусов, сел на лавку, вытянул руки назад, голову наклонил вниз. Вначале я думал, что это какая-то необходимая процедура осмотра, положенная для всех поступивших в СИЗО, поэтому я так добровольно подчинялся. Затем скотчем они сзади связали мои руки, также скотчем ноги привязали к ножке лавки, в рот мне положили кусок марли.

У одного из них руки были в белых медицинских, резиновых перчатках, он достал динамо-машину и поставил на стол, канцелярским ножом зачистил два провода, сказал мне, чтобы я оттопырил большой палец ноги. Другой потрогал мне на шее пульс рукой, в дальнейшем он делал это не раз, он контролировал мое состояние. Он удивился, что пульс спокойный и у меня нет волнения — это было от того что я вначале не понимал происходящее.

Затем [человек] в перчатках стал крутить ручку «динамо-машины». Ток пошел до колен, у меня стали сокращаться мышцы икровые у ног, меня охватила паралитическая боль, я стал кричать, начал биться спиной и головой о стену, между голым телом и каменной стеной они подложили куртку. Все это продолжалось примерно 10 секунд, но во время пытки мне это показалось вечностью.

Один из них стал разговаривать со мной. Дословно он сказал: «Слова нет не знаю, не помню, ты должен забыть, ты меня понял?». Я ответил: «Да». Он сказал: «Правильный ответ, молодец, Димочка». Затем мне в рот снова засунули марлю и по три секунды в течение четерых раз продолжили пытку током. <…> Затем меня швырнули на пол, при падении, будучи связанным за одну ногу к ножке лавки, я упал и сильно разбил колени, они стали сильно кровоточить. С меня стали стягивать трусы, я лежал вниз животом, они пытались присоединить проводы за половые органы. Я стал кричать и просить перестать издеваться надо мной.

Они стали твердить: «Ты лидер». Чтобы они остановили пытки я отвечал: «Да, я лидер». «Вы собирались устраивать террористические акты». Я отвечал: «Да, мы собирались устраивать террористические акты». Один из тех, кто измерял мой пульс на шее, одел свою балаклаву на голову мне, чтобы я их не видел. В один из моментов я потерял сознание на некоторое время. <…> После того как они ушли, в помещение зашел уфсиновец и сказал мне, чтобы я оделся, он отвел меня в мою одиночную камеру.

На следующий день, 20 октября 2018 года, чтобы пытки не продолжались, я разбил бачок от унитаза и осколками порезал себе руки на сгибах и шею. Было много крови от порезов на одежде, на полу, я упал на пол. По видеонаблюдению, установленному в камере, наверное, увидели мои действия. В камеру зашли сотрудники СИЗО и оказали мне медицинскую помощь. Затем ко мне приходили психолог СИЗО — Вера Владимировна.

По поводу видеокамер, которые установлены в моей камере, а также в карцере и коридоре, я могу сказать, что в момент прихода сотрудников ФСБ их или отключают или «стирают» записи в последующем, или что-то делают с датчиками. Сотрудники ФСБ полностью управляют сотрудниками УФСИН.

8 ноября 2017 г. примерно в 17 часов стал уходить «старший смены», я обратился к нему: «Со мной точно все будет нормально?». Он ответил мне: «Не переживай, я сейчас вернусь». Уход его я связал с тем, что накануне в прошлый раз, когда он ушел, по этажу разносился крик Сыгынбаева. Я понял, что его пытали. Впоследствии мы пересеклись с ним и при встрече он попросил у меня извинения за то, что дал показания на меня.

Затем к двери моей камеры подошел лейтенант УФСИН. Я написал на листке, обращаясь к нему: «Я могу быть здесь в безопасности?». Он крупно написал: «Да». После этого я показал ему на груди и животе огромный синяк, давая понять, что меня пытали. Через некоторое время он открыл дверь камеры и в нее забежали четыре человека в арестантской робе, под этой робой топорщилась гражданская одежда, все они были «мешковатые». У всех на головах у них были маски типа «БАФ» (Buff — компания-производитель бандан, шарфов и балаклав для активного отдыха и спорта — МЗ), шарфа-трубы черного цвета.

Забежав, они стали бить меня руками и ногами, по животу, почкам, голове. От данных ударов у меня были ссадины и синяки. Они били так, как в спортзале, чтобы меньше было следов. Мне они сообщили, что они из «блат-комитета», что из-за меня им перекрыли кислород. Что они мне дают срок в одну неделю, чтобы я решил проблему с «мусорами», если не решу, меня опустят. Все это один из них снимал, делал видеозапись на смартфон. За дверью все это время находился уфсиновец. Четверо эфэсбэшников из «блат-комитета» ушли. Впоследствии некоторых из них я также узнавал при сопровождении меня и конвоировании. Затем вернулся старший смены, капитан. Я ему сказал: «Как вам можно верить, только что ко мне в камеру заходили эфэсбешники и избили меня?!». Он сделал недоуменный вид.

После этого множество раз ко мне в СИЗО приходили оперативные сотрудники ФСБ уже без масок, общались со мной в комнате для свиданий. При общении со мной оказывали и оказывают психологическое давление. Они мне угрожают, шантажируют и манипулируют. На допросе следователь сказал мне, что он дает разрешение на посещение оперативным сотрудникам, они находятся у него в подчинении и у них своя работа.

После того как я предпринял попытку суицида, вскрыл себе вены, меня поставили на специальный учет в СИЗО, наручники не снимают с моих руки даже когда я подписываю протоколы.

Хочу дополнить, что когда меня пытали током у меня был полон рот «крошенных зубов» от того, что я сжимал зубы от сильной боли и у меня была порвана уздечка языка, весь рот был полон крови и в один из моментов один из пытавших сунул в рот мой носок. От избиений у меня была разбита голова».