Никто не хотел уступать

Олег Сенцов голодает сорок пятый день. Полтора месяца. За это время о самом Сенцове и о проблеме украинских политзаключенных в российских тюрьмах узнал весь мир. Без преувеличения.

За полтора месяца голодовки Олег Сенцов сделал то, что не смогли сделать все его защитники и украинская власть за четыре года — пробудить мировое общественное мнение. Олег Сенцов — человек достаточно закрытый, и только его близкие друзья и семья знают, какой он. Он из породы тех, кто, как говорится, «долго запрягают». Но если «едут», то их уже не остановишь.

Я очень хорошо помню, как впервые увидела Олега. В мае 2014 года мы, члены ОНК Москвы, пришли в «Лефортово», чтобы навестить фигурантов «крымского дела». Сразу стало понятно, что для ФСБ это дело очень важно, перед нашим посещением в кабинет начальника СИЗО зашел полковник ФСБ Михаил Савицкий, он возглавлял следственную группу по этому делу и хотел взять с нас подписку о неразглашении. Очень просил, чтобы мы ничего никому не рассказывали, если вдруг фигуранты «крымского дела» нам что—нибудь расскажут. Мы, конечно, никакой подписки не дали и довольно горячо убеждали полковника в том, что «кинорежиссер не может быть террористом». Мы сразу догадались, что дело сфабриковано. Так оно и оказалось, мы в этом убедились чуть позже, когда материалы дела стали доступны. Олег сначала был с нами строг и на вопросы отвечал односложно. Постепенно растаял. Помню, как он сказал: «Я уверен, моя страна, за свободу которой я боролся, меня не оставит». Для него всегда была очень важна поддержка коллег—киношников со всего света. Но ему хотелось, чтобы его ценили именно за творчество, а не за то, что он оказался в тюрьме. Теперь, спустя четыре года, кажется, что ему важнее всего борьба за свободу украинских политзаключенных. Сенцов очень долго ждал, пока его и других Украина вытащит из тюрьмы. Не дождался. Тогда он решил попробовать это сделать сам.

И он, конечно, настоящий герой. Потому что Савченко голодала и боролась только за себя. А Сенцов борется за других. Думаю, поэтому его поступок так поражает своей силой и искренностью.

Когда мы говорили с Олегом по телефону 12 июня, он сожалел, что в связи с его голодовкой все больше говорят о нем, а не об освобождении других украинцев. Опять — о других, не о себе. Почему он так надеется, что победит? Я искала ответ в его рассказах, в его письмах, в его редких высказываниях.

«В школу я все—таки ходил не зря, она меня все—таки кое—чему научила и не как вычислять треугольнички, мне это ни к чему — научился в ней не сдаваться и не размениваться. Не сдаваться и не размениваться. Не сдаваться. И не размениваться. А еще — что вовсе не обязательно стремиться быть как все», — так он пишет о первых жизненных уроках в рассказе «Школа».

Его уверенность в победе и бесстрашие подкупают и вынуждают к неожиданным действиям. Вот, например, генсек Совета Европы Турбьёрн Ягланд на днях направил письмо президенту России Владимиру Путину с просьбой помиловать Сенцова. Не помню, чтобы раньше Совет Европы обращался к лидеру России с подобными просьбами. Реакция Кремля оказалась вполне ожидаемой — пресс—секретарь российского президента Дмитрий Песков заявил, что письмо генсека не может стать основанием для помилования. Что же может стать основанием? Ходатайство самого осужденного. Иначе нельзя. Это лукавство. Известно, что Надежду Савченко Путин помиловал после того, как к нему с прошением обратились вдовы погибших журналистов, в чьей гибели якобы была виновна Савченко. Очевидно, что, если бы была политическая воля, то Сенцова помиловали бы по ходатайству хоть генсека ООН, хоть кинорежиссера Александра Сокурова, хоть Никиты Михалкова, кого угодно. Нет политической воли.

Адвокат украинского кинорежиссера, на днях посетивший его в колонии, рассказал, что Сенцов не будет просить о помиловании. На 45 день голодовки ситуация с его освобождением и с освобождением украинских политзаключенных зашла в тупик.

Так кажется, если судить о ситуации по той скудной информации, которую мы получаем, не имея при этом доступа к информации о возможных переговорах по обмену украинских политзаключенных на арестованных в Украине россиян.

Когда Сенцов начал голодовку, он выдвинул требование об освобождении 64 украинских политзаключенных. Украинская сторона заявила, что готова отдать 23 российских гражданина, которые содержатся в украинских тюрьмах в обмен на своих, которые сидят у нас. Потом появилась цифра 34. Уже пару недель назад российский омбудсмен Татьяна Москалькова и украинский Людмила Денисова обменялись списками из 34 заключенных с обеих сторон.

Это люди, которых правозащитницы собирались посетить. Москалькова — в Украине. Денисова — в России. Омбудсменши заявили, что посещение должно быть «синхронным». То есть, например, Денисову пускают в «Лефортово» к украинскому журналисту Роману Сущенко, осужденному за шпионаж в пользу Украины, тогда Москалькову пускают к главе украинского корпункта «РИА Новости» Кириллу Вышинскому.

И вот почти две недели мы наблюдаем правозащитный «футбол». Денисова приехала в поселок Лабытнанги к Сенцову, ее туда не пустили, она вернулась в Москву. Ее не пустили к Роману Сущенко в «Лефортово». Москалькова прилетела в Киев — ее не пустили в Лукьяновское СИЗО Киева для посещения военнослужащего Максима Одинцова, осужденного на 14 лет за госизмену и дезертирство. Украинское тюремное ведомство заявило, что у российского омбудсмена не хватает необходимых документов. По такой же причине 15 июня Денисову не пустили в колонию к Олегу Сенцову.

Ситуация выглядела бы смешной и нелепой, если бы она не разворачивалась на фоне трагедии с голодовкой Олега Сенцова. Российские и украинские власти выясняют отношения с помощью своих омбудсменов женского пола, которые не могут защитить права своих граждан и просто попасть к ним в тюрьму.

Кто—то должен уступить и первым разрешить свидание. Во вторник, 26 июня, Людмиле Денисовой в очередной раз отказали в посещении Романа Сущенко, а Москалькова прервала свой визит в Украину и вернулась в Москву.

Это происходит несмотря на то, что в телефонном разговоре президентов Путина и Порошенко вроде бы была достигнута договоренность о посещениях правозащитницами своих заключенных.

Самое удивительное, что Татьяна Москалькова не спешит навестить голодающего Олега Сенцова в колонии. На это тоже нет политической воли.

Похоже, Кремль хочет получить за Сенцова очень высокую цену, которую пока никто не готов платить.

И как бы цинично это ни звучало, в российской политической элите нет понимания, что возможная смерть украинского режиссера испортит России праздник спорта. Кажется, в Кремле уверены, что когда Сенцову станет совсем плохо, он прекратит голодовку или тюремщики начнут его принудительно кормить.

И в этом смысле его голодовка очень напоминает голодовку Анатолия Марченко в 1986 году. Ведь и тогда власти не спешили выполнять его требования. Судя по воспоминаниям близких, Марченко прекратил голодовку, когда ему пообещали, что его требования выполнят. А он был так измучен и голодовкой, и принудительным кормлением, что у него не было сил бороться.

Поразительно, что прошло больше тридцати лет, а российская система власти столь же жестока и непробиваема, как советская. И брешь в ней не могут пробить ни уполномоченные по правам человека, ни беспрецедентное международное давление.

Ведь то, что сейчас происходит с Сенцовым, это настоящая пытка. Или государственное убийство.

Называйте это как хотите.